Как заметил ещё И.Кант, осознание человеком ("Я") самого себя заключает в себе двойственность: "Я" осознаёт себя субъектом мышления, переживания и одновременно "Я" выступает как объект собственного восприятия и, добавим, моделирования, самопостроения, самокоррекции, преобразований. Такая двойственность функционально необходима прежде всего потому, что именно за счёт неё достигается внутренняя согласованность личности, осуществляются тонкие настройки и корректировки социального поведения, устраняются противоречия "Я-концепции", приводящие к дисгармонизации личности, переживанию психологического дискомфорта, когнитивному диссонансу. Пребывание одновременно в функциях объекта и субъекта позволяет тоньше интерпретировать индивидуальный опыт и формировать ожидания к окружению. В субъективной динамической "Я-концепции" фиксируется множество представлений о себе (множество "образов (картин) Я"), сменяющих друг друга или накладывающихся друг на друга: это и реальное, сиюминутное "Я", и идеальное "Я", и "Я-модель", "Я-образец", "Я-эталон". Более того, довольно часто в структуре личности присутствует "фантастическое Я" - то, каким человеку хотелось бы быть, если бы это оказалось в принципе возможным. В целом же "Я-концепция" содержит не только то, что человек о себе знает, но и то, что он о себе думает и, что еще более важно, что он о себе хочет думать (и здесь на помощь ему приходят социокультурные концепты, организующие его семиосферу и создающие ее пределы).

В психологии давно высказана идея, что, развиваясь как личность,человек одновременно строит несколько внутренних "образов Я". Наиболее известна схема, предложенная М. Розенбергом: 1) настоящее Я" (каким индивид видит себя в действительности в данный момент); 2)"динамическое Я" (каким индивид поставил себе целью стать); 3)"фантастическое Я" (каким следует быть, исходя из усвоенных индивидом образцов поведения и моральных норм); 4) "будущее (возможное) Я" (каким, как кажется индивиду, он может стать - и это не обязательно положительный образ); 5)"идеализированное Я" (каким принято видеть себя - этот "образ Я" может включать в себя компоненты и "настоящего", и "идеального", и "будущего Я"); 6) целый ряд "изображаемых Я" образов и масок, которые индивид выставляет напоказ, чтобы скрыть за ними какие-то отрицательные или болезненные черты, слабости своего "реального Я").

Разнообразие и модальность этих образов характеризует самобытный внутренний мир человека; они многочисленными нитями связаны с особенностями его личности, жизненным опытом и реальным взаимодействием с другими людьми. Все они существуют обычно в индивидуальном самосознании субъекта как его собственные ипостаси и потенции и редко объективируются в силу того, что принадлежат к экзистенциальному уровню человеческого бытия, который практически никогда не может быть полностью отчужден и представлен как объект рассмотрения и анализа. Об этом хорошо сказано у К. Ясперса: "В любой момент, когда я делаю себя объектом, я сам одновременно есть нечто большее, чем этот объект, а именно существо, которое себя таким образом может объективировать" [Цит. по: 14; с. 316].

Опыт консультирования взрослых привёл нас к необходимости обратиться к анализу "изображаемых Я", но в большей степени - "фантастических Я", производными от которых они в известном смысле являются. Несмотря на частое упоминание в литературе и внутреннее согласие психологов с наличием такой личностной структуры, отмечается недостаточная определенность термина "фантастическое Я". Как кажется, чаще всего он предлагается для таких внутренних конструкций, которые создают в сознании субъекта "Я" таким, каким оно не может быть никогда в реальности (с компенсирующими, терапевтическими, прогностическими и т.д. целями), и именно поэтому "Я-фантастическое" предназначено в основном для "внутреннего пользования" самой личностью, обладает свёрнутыми, понятными лишь самому субъекту чертами, и его содержание может быть выявлено только проективно.

Мы считаем, что такие "Я" присутствуют во внутреннем плане сознания не изолированно, а в некотором дискурсивном контексте, для которого мы предлагаем рабочее название "легенды/сказки/истории о себе". Таким образом, предметом

нашего анализа стали некие связные тексты, образующие контекст фантастических представлений о себе. Для иллюстрации приведём примеры текстов подобного рода.

Мы предположили, что жизненный опыт и опыт рефлексивного постижения себя, своих возможностей и желаний образует семиотическое пространство внутреннего мира личности [11], в котором в зависимости от индивидуальных особенностей существуют жёсткие или проницаемые границы для представлений о себе разного уровня - от реалистических и презентируемых другим до фантастических и не покидающих границ "Я". Феномен построения "легенды о себе" мы неоднократно отмечали у вполне здоровых, реализованных профессионально взрослых людей, имеющих глубоко скрытые личностные проблемы. С помощью "легенд о себе" личность как бы добавляла себе значимости или необходимых смыслов в тех областях, которые сама по той или иной причине считала важными, выдвигала версию самооправдания для тех жизненных эпизодов, которых стыдилась или считала недостаточно весомыми, вносила необходимую эмоциональность в собственный обиход и т.д. Кроме того, "придуманные жизни" также становились эмоциональной основой своеобразной самотерапии, интуитивно используемой взрослыми людьми.

С нашей точки зрения, создание "легенд о себе" несёт широкий спектр функций, исходя из которых мы предлагаем рассмативать общую структуру "Я-фантастического" в нескольких плоскостях (аспектах).

Первая функция - социальное легендирование и самопрограммирование - состоит в том, что человек домысливает своё "Я" до того образца, который, как он считает, ожидается собеседником или группой при его самопрезентации. Субъект руководствуется, как правило, социальным образцом и его составляющими в той мере, в какой он понимает его и считает воплотимым, и соответственно "подгоняет" под них своё "Я": аттрибутируются профессиональная и личностная компетентность, способности, коммуникабельность, жизненный опыт (особенно в части ненормативных событий). При легендированной самопрезентации человек пользуется набором собственных жизненных историй, имеющих некую реальную основу (или даже не имеющих таковой), но домысленных в юмористическом, драматическом, философском, экзистенциальном и т.п. контексте. Эти тексты рассказываются каждому новому для субъекта человеку (обычно одними и теми же словами, со "зрительскими паузами" и иными пара- и экстралингвистическими включениями), являются элементом "бесед за жизнь", застольных историй и т.д. Они являются контекстом для создания такого аспекта "Я фантастического" как "Я-социальная легенда", и именно в аспекте социального легендирования индивидуальное "Я фантастическое" "прорывается" за пределы "внутреннего пользования".

Вторая функция - психоэмоциональная компенсация: "легенды о себе" сродни мечтам, "сновидениям наяву", несущим терапевтическую функцию, создающим защитные системы псевдоблизости, псевдореализации, псевдозащищённости, псевдоопоры и т.д.(вообще "псевдожизни"). Рождающиеся образы и дискурсы переносят "Я" в любую точку пространства/времени бытия, способны снимать актуальное напряжение, разряжать негативные эмоции, выполнять когнитивные функции и т.д. Реализация их создаёт в "Я фантастическом" аспект "Я-эмоциональная компенсация".

Третья функция, рождающая собственно "Я-фантазм", остающийся в пределах самой личности, состоит в том, что в индивидуальных дискурсах строится и изменяется то, что никогда построить или изменить субъект не может: например, нельзя родиться в XV веке, нельзя оживить умерших близких, нельзя снова стать маленьким, нельзя стать учеником Леонардо да Винчи, рыцарем или купцом и т.д. (иногда даже нельзя признаться в том, что этого хочется). "Я-фантазмы" строят вторую, "параллельную жизнь" ("квазижизнь-для-себя"), квазионтологию, если в реальной у субъекта есть недостаточно актуализированные способности и неудовлетворённые потребности - в достижении, в аффилиации, в автономии, в повиновении, в самооправдании, в доминировании, в опеке, в порядке, в игре, в чувственности, в сексе, в понимании и т.д. [См.: 7, 10-12]). К.Г.Юнг считал, что взрослый человек постепенно высвобождается из плена собственного "Я" и начинает ориентироваться на решение духовных задач, достижение внутреннего чувства общности с другими людьми, миром, космосом. Думается, что создание такой "квазижизни", "судьбы, переживаемой изнутри", - также один из способов высвободить свои нереализованные потенции, свою продуктивность из плена "попавшихся", синхронизированных с его жизнью реалий, чем и пользуются люди с универсальными духовными запросами.

Четвёртая функция "легенд о себе" - это построение индивидуальной истории (аспект "Я-история"), в которой некоторые фрагменты реальной биографии личности символизируются и сакрализуются для того, чтобы стать впоследствии прецедентным текстом, вписаться в контекст семьи, рода и т.д. и субъективно связать субъекта с чем-то значимым и лежащим вне его жизни. Так, в "легендах о себе" часто присутствуют сюжеты традиционной культуры - сюжет необычного знакомства, женитьбы против родительской воли или на "пленных турчанках", сюжет "чудесного спасения" (из плена, на войне, из безвыходной ситуации и пр.), идея "пророческого предсказания" или "заветного слова", мотивы "дарения", встреч/расставаний в "сакральных локативах" и т.д. В известном смысле такая "Я-история", являясь сколком с большой культуры, выполняет функцию поиска человеком самого себя, самоидентификации и закрепления себя в мире.

Пятая функция - собственно игровая: это стремление стать Другим, Не-собой ("Я-не Я"), выйти за пределы собственной единичной жизни. В оппозиции "Я-не Я" также содержатся проблемы, связанные с самонахождением себя в Мире, определением своего предназначения, субъективно преломленного смысла своего существования. Эту функцию мы соотносим с экзистенциальным жизнетворчеством субъекта.

Истории, рассказываемые о себе, содержат основные мифологемы, присутствующие в этнической культуре (культурный герой, трикстер, мудрец и др. архетипы; сакральные локативы - мост, порог, печь, дорога; культурный реликварий - кольцо, ключ и т.д.), а их сюжетные построения часто воспроизводят классические конструкции мифов и сказок. Мифологема (от mythos - повествование и logos - слово, знание), как мы её определяем, - термин, заимствованный общеупотребительной научной лексикой из юнгианского психоанализа для обозначения устойчивых и повторяющихся конструктов коллективной общенародной фантазии, обобщенно отражающих действительность в виде чувственно-конкретных персонификаций, одушевленных существ, которые мыслились архаическим сознанием как вполне реальные (наиболее известные мифологемы - мифологемы Мирового Дерева, Потопа, Смерти и т.д.).

Содержание "легенд о себе" можно считать синтетическим, поскольку в них присутствуют и "тайные" тексты, и ритуальные послания, и семейные истории, и заветные слова, и наставительные повествования, и прямые указания на должное и осуждаемое в поведении, а также традиционное, годами отбираемое содержание большой нарративной культуры (сказки, былички и т.д.). В "легендах о себе" найдутся отголоски прочитанных книг, просмотренных фильмов и спектаклей, семейных преданий, рассказанных ещё в детстве сказок, снов, детских игр, телесных контактов, культурных традиций и т.д. [См.: 9]. В каждом таком тексте легко услышать "инстинкт культуры" (Я. Э. Голосовкер) отдельного субъекта.

Анализ и интерпретацию "фантастических Я" мы предлагаем осуществлять, опираясь на некоторые положения структурно-семиотического подхода, представленного работами К. Леви-Строса, Ж. Лакана, Ж. Делёза, М. Фуко, Ю. М. Лотмана, Б. А. Успенского, А. М. Пятигорского и др., и на ряд смежных исследований, посвященных смысловым аспектам психики (В. П. Зинченко, Д. А. Леонтьев, А. Ю. Агафонов, А. А. Гостев, В. В. Мартынов, Н. В. Иванов и др.). Двигаясь в русле этого подхода, мы предлагаем рассматривать "Я-фантастическое" как семиотический феномен, что предполагает психолингвистическую парадигму его исследования. Иными словами, мы считаем, что субъективные образы и дискурсы "Я-фантазий" могут быть рассмотрены как как специфический образный язык, как система концептов (социопсихических образований, характеризующихся ценностной значимостью, смысловой многомерностью и функцией текстопорождения; ментальных единиц, синкретично объединяющих в себе ценностный, понятийный и образный элементы), соотносящиеся с бессознательным субъекта.

Правомерность такого подхода, как вытекает из взглядов Ж. Лакана [См.: 5, 6], обусловлена внележащим характером бессознательного по отношению к сознанию - бессознательное содержание становится доступным сознанию, только будучи выраженным особым образом (в сновидениях, симптомах, в творчестве, во внутренних текстах-фантазиях) и т.д. В логике Ж. Лакана цепочки означающих, символическое очерчивают жизнь человека, его судьбу, систему представлений о себе и т.д. В этом случае легендизированные образы "Я", представленные субъективными дискурсами, - цепочки означающих, а означаемыми являются влечения, желания, смысловые конструкции, представления субъекта и т.д., поскольку индивидуальная психика пишется на смысловом языке [1]. Такие тексты, будучи рассказанными, нуждаются в переводе и интерпретации ещё и потому, что в них есть специфические текстовые механизмы, на которые обращал внимание ещё З. Фрейд, говоря о толковании сновидений, - в частности, семантические смещения (эллипсис, плеоназм, гипербола, регрессия, повторение, оппозиция) и семантические сгущения (метафора, катахреза, аллегория, метонимия, синекдоха).

Ж. Лакан одним из первых обратил внимание на такую важную особенность бессознательного, как его смысл, назначение в человеческой психике. Он считал, что "бессознательное есть та часть конкретного трансиндивидуального дискурса, которой не хватает субъекту для восстановления непрерывности своего сознательного дискурса" [6; с. 28-29]. Другие представители структурно-семиотического подхода Ж. Делёз, Ж. Батай, М. Фуко, М. Бланшо, Р. Барт,

Ж. Деррида также считали необходимым исследовать индивидуальные дискурсы, подчиняющиеся не столько законам привычной логики, сколько квази-причинности, связывающей факты и события не друг с другом, а с бессознательным.

В этом контексте интерпретация субъективных фантазийных дискурсов и других аналогичных феноменов заключается в понимании того, как бессознательное содержание воздействует на сознательные смыслы. Парадоксальная логика бессознательного использует плавающее означающее, которое ассимилирует любой факт или суждение и открывает возможности для поэтической, мифологической и иной символики, а также утопленное означаемое, которое хотя и задается означающим, но при этом не познается, не определяется и не реализуется. Как пишет Ж. Делёз, мы имеем здесь дело со значением, лишенным самим по себе смысла и, следовательно, способным принять на себя любой смысл, то есть со значением, чья уникальная функция заключается в заполнении зазора между означаемым и означающим [4; с. 248-249]. Ещё З. Фрейд подчеркивал основополагающую роль первофантазмов, организующих всю жизнь воображения независимо от личного опыта индивида. К их числу относятся внутриутробная жизнь, травма рождения, первосцена (в частности, сексуальная близость родителей, наблюдаемая ребёнком), кастрация, соблазнение. Универсальность этих фантазий объясняется их филогенетической природой. Первофантазмы З. Фрейда, довлеющие над всей психической жизнью человека, сходны с юнговскими архетипами.

У фантазмов, по Ж.Делёзу, три основных характеристики: 1) фантазм - не активное и не пассивное (страдательное) действие, а результат неких действий и страданий [3; с. 251]; 2) Эго, Я субъекта способно сливаться с событием самого фантазма, "даже если то, что событие представляет в фантазме, понимается как другая индивидуальность или, вернее, как серия других индивидуальностей, по которым проходит распавшееся Эго" [3; с. 255]; 3) основой любого фантазма является символизм, проявляющийся в способе репрезентации пути или формы удовлетворения потребности [3; c. 256]. Фантазм обладает свойством приводить в контакт, во взаимодействие друг с другом внутреннее и внешнее, сознавание реальности и реальность бессознательного, объединяя их на одной стороне, на некоей поверхности, которая и является местом смысла, рождением устойчивого образа. Фантазмы лишь выражают смутно ощущаемые влечения и желания.

Для анализа индивидуальных дискурсов, связанных с "Я фантастическими", как показывает опыт консультирования, подходит схема, предложенная

А. А. Гостевым [2]. Вслед за ним мы выделили следующие блоки для анализа дискурсов, содержащих "Я фантастическое".

I. Отражение физической среды (текущей внешней стимуляции привычной среды с "сигналами нездоровья").

II. Личностная (субъективная) детерминация дискурсов и образов, имеющая:

1) уровень временной детерминированности (отражение "ретроспективы" различной давности, обобщённого "настоящего", разнообразные "перспективные" формы отражения);

2) уровень проекции индивидуальных особенностей, включающий: а) отражение неудовлетворенных желаний различной степени осознанности; б) проекции отчужденных частей личности и, соответственно, внутренних проблем и конфликтов человека вместе со способами защиты их от осознания; в) особенности взаимодействия сознания и неосознаваемого "на данный момент"; г) аутосимволическую идентификацию с животными ("тотем" человека), растениями, предметами (так, видение себя хищником может выражать интенсивные агрессивные чувства субъекта; сильный компонент сексуальности имеет место в идентификациях с кабаном, быком, жеребцом; мужское тщеславие и сексуальный эксигибиционизм может символизироваться кукарекающим петухом; образы мула могут отражать упрямство, свиньи - небрежность, неряшливость и моральные изъяны и т.п.); д) отражение обобщенных экзистенциальных проблем. Так, многие дискурсы, как мы отметили, связаны с символикой дороги - символом жизненного пути человека в целом. Насколько ясно человек видит дорогу, длинна, легка или тяжела она; какие вещи могут быть на ней найдены (экзистенциальные находки или экзистенциальные подарки), какие люди встречены и т.д. - всё это подлежит интерпретации с точки зрения индивидуации конкретного человека. Транспорт подсознательно ассоциируется с "бегом времени": например, человек в своих текстах "не в силах сдвинуться с места, когда уходит поезд" - актуализируется идея неисполненных желаний (ассоциативно: "поезд ушел"). Символика переживания бесцельности отражена в "блуждании по лабиринтам" (средневековым лабиринтам, зелёным лабиринтам садов русских усадеб, коридорам зданий "сталинского классицизма", улицам, заканчивающимся тупиками и т.д.). Однако, к примеру, блуждание по дому может иметь несколько иной смысл (блуждание по собственному бессознательному): в частности, у З. Фрейда различные помещения, их внешний вид, обстановка и т.п. символизируют разные стороны личности, семейные и личностные проблемы и т.д. Любой дом, а он очень часто фигурирует в субъективных дискурсах, имеет атрибуты: крышу - символ покрова, надежности; трубу - очищение; фундамент - опора; стены - ограда, опора, защита, некая автономия и известные ограничения; стены несут также функцию родовой памяти; крушение стены дома может символизировать, в частности, преодоление границ; порог и двери - символ некоего предела, через который входят во внутреннее пространство; лестницы - восхождение (духовное и социальное) наверх; подвал - символ душевного "низа"; угол - тупик, "упёртость" и т.д.;

3) отражение неосознаваемого жизненного сценария или конкретного жизненного макропериода. Такое содержание хорошо усматривается в текстах, которые в сознании субъекта не имеют динамики, долго "не сдвигаются с места" ("снимается" много дублей, прежде чем субъект переходит к следующему эпизоду - их механизм аналогичен механизму формирования обсессий).

III. Внеличностная детерминация, связанная чаще всего с проекцией классических архетипов, включением известных мифологем:

1) детерминация индивидуальных дискурсов групповым (этнокультурным) сознанием;

2) детерминация коллективным бессознательным, архетипической обобщенной символикой (например, это сюжеты "падения с высоты", "полётов", "плавания", "контактов со стихиями" (темы воды и огня) и т.д.); тексты несут следы мифологических мотивов, индивидуально отражая облик архетипа.

IV. Внесенсорная детерминация. Достаточно редко индивидуальные дискурсы отражают: 1) перемещение субъекта = воплощённого сознания, духа в земном пространстве-времени, связь с космическими "информационными источниками" и пр.

Еще одним важным моментом при интерпретации "легенд о себе" является изучение константной внеличностной символики как индивидуализированной проекцией в "Я-фантастическое" конкретных психологических проблем человека (в частности, это классические сексуальные символы - фаллические (деревья, башни, оружие, ножи, стрелы, грибы и т.д.) и вагинальные (полости, пустые комнаты, тоннели, пещеры, арки и т.д.).

В консультировании при анализе "легенд о себе", демонстрирующих особенности "Я фантастических", мы предлагаем придерживаться следующих правил [2].

1. Для анализа необходимо брать целостный фрагмент субъективного дискурса, пусть даже он несет на себе следы заимствований, компиляций и т.д. Что не имеет конца, то не имеет и смысла, поэтому не имеющие внутренней динамики и завершённости тексты серьёзной интерпретации не подлежат.

2. При интерпретации сложных эпизодов можно выделять в них основные элементы и толковать их по отдельности (дорога, вода, кольцо, конь, повозка, дерево, мост, дом и т.д.) в контексте биографических особенностей клиента, но и это необходимо делать в целостном контексте дискурсивного эпизода (как это делается при анализе снов, видений и пр. [См., например: 15, 16]).

3. Иногда, согласно А. А. Гостеву [2], можно использовать "принцип противоположности": всё благоприятное трактуется как неблагоприятное, если используется не по назначению.

4. Надо исходить из того, что в "легендах о себе" нет никакого тайного смысла - они, как правило, выражают некие сверхзначимые для субъекта смыслы, являются проекцией внутренней, может быть, до конца не понимаемой, драмы или проблемы личности.

5. В анализе образов с точки зрения неудовлетворённых потребностей и проблем удобно следовать следующей схеме. Надо понять, что и кого человек делает героями своего дискурса, в какой роли по отношению к нему эти персонажи выступают. Следует подробно разобраться в пространстве/времени, обстановке (контексте) и самих действиях (взаимодействиях): так, к примеру, необходимо уяснить, куда и к кому направлено действие символа, что он приносит самому субъекту как центральному герою дискурса "здесь и сейчас". Важно понять субъективную выгоду сюжета для клиента, а также зачем ему это нужно и почему всё это происходит в "легенде о себе" именно так, а не иначе.

6. Безусловно важным является анализ архетипических элементов индивидуального дискурса. Так, к примеру, как отмечает А. А. Гостев [2], архетипическими являются образы змеи - полифункциональный символ возрождения, обновления, трансформации, исцеления, мудрости, личной силы, чувственности, сексуальности; цветка - символ эмоционального развития человека, "открытости жизни"; дерева - символ процессов роста, органичности пути психического развития, всей жизни человека; дома (жилища) - символ созданной человеком персоны-маски, то есть того, кем личность себя считает; птицы - символ восприимчивости к "внутренним посланиям"; пути (тропы, дороги) - символ надежды, направления развития и т.п.; горы - символ духовного поиск а и т.д.

7. Диагностично и пространство/время дискурса, хотя практически все накопленные нами тексты сюжетно помещены в прошлое. Пространство же описывается как некое внутреннее поле видения, как сцена, фильм, в которых разворачивается сюжет. В частности, если больше выражено вертикальное расположение, это указывает на силу внутренней трансформации; подчеркнутая горизонталь говорит о сильном процессе на внешних планах (взаимоотношениях, работе). Верхний левый квадрант пространства дискурса - акцент на ментальное, верхний правый - духовное, нижний левый - эмоциональное, нижний правый - физическое. Появление образов преимущественно в этих квадрантах может свидетельствовать о тенденции развития в этих планах. Символы, появляющиеся в верхнем правом квадранте внутреннего пространства, сильно связаны с духовной активностью в данный период; символы нижнего правого квадранта говорят об очищении и трансформации, происходящих в теле человека. Так, к примеру, появление в верхнем левом квадранте птицы означает вдохновенное мышление, бабочка покажет трансформацию в системе убеждений; цветок - открытость новым идеям, а жилище - сильную идентичность в связи с определенными идеями. Символы, оказывающиеся в двух квадрантах, говорят о взаимосвязи между двумя аспектами.

8. Безусловно архетипическими являются и пять универсальных форм, если их удаётся отследить в "легендах о себе": 1) круг (мандала) - символ целостности, указание на желание иметь простор для действий, свободное пространство жизни (крайний вариант - нарциссическая самопоглощенность с колебаниями между чувствами никчемности и грандиозности; доминирующий страх - "оказаться в ловушке"); 2) квадрат - символ стабильности, устойчивости, тенденции оценивать поступки, а не слова людей (доминирующий страх - "дело не будет доведено до конца"; крайностью является ригидность, компульсивность, стремление все контролировать, не доверяя другим людям); 3) треугольник - символ способности к предвидению, проницательности, направленности на цель (доминирующий страх - "отсутствие предвидения и себя в реализации планов"); 4) равноконечный крест - символ синтеза, разрешения конфликта, желание центрированности (ассоциируемый страх - одиночества, изоляция, разобщенность, покинутость); 5) спираль - символ непрерывного процесса возвращения на новом уровне, развития, потребности в переменах (экстремальные варианты - дилетантизм, поиск "волнующих событий", недооценка значимости в жизни обычного и простого; страхом является "скука", "будничность", рутинность).

Предпочтение определённых форм отражает доминирующий процесс внутренней трансформации или сопротивление ей. Наименее предпочитаемый из перечисленных символ может говорить и о процессе, который не является для субъекта важным в данный период. Первая и пятая позиции вместе говорят о возможных точках внутреннего напряжения. Например, предпочтение спирали и игнорирование квадрата подчеркивает сознательное желание изменения, когда, вместе с тем, какая-то часть личности перемен не желает, или же не знает, в какой форме их осуществить. Предпочтение треугольника и игнорирование спирали свидетельствует о том, что человек имеет четкие цели, но неосознанно сопротивляется изменению. Предпочтение круга и игнорирование креста говорит о конфликте индивидуальности с желанием усилить связи с другими людьми. Предпочтение треугольника и игнорирование квадрата указывает на долгосрочные цели при недостаточности конкретных шагов по их реализации. Предпочтение круга и игнорирование треугольника показывает точку напряжения между потребностью иметь достаточно пространства и времени и усилиями на достижение этого. Предпочтение спирали и игнорирование креста свидетельствует о том, что человек сосредоточен на изменении, но не имеет времени на это. Форма "средней предпочитаемости" показывает упускаемые из виду аспекты изменения и могут явиться ключом к разрешению конфликта между крайностями. Вторая позиция показывает скрытую силу человека, независимо от того, осознает он ее или нет. Четвертая позиция говорит о скрытых проблемах.

В истолковании "легенд о себе" могут помочь и образы основных ритуалов перехода - родов, инициации, смерти и т.д. Так, роды, рождение символизируются водой, семенами, зернами, яйцами и птицами (журавлями - восточным символом и аистами - западным); также релевантными оказываются мифы о сотворении. Символами вхождения в социальный мир являются двери, окна, проходы, врата, туннели и ключи. Символы учёбы-инициации - это зеркало, волшебная палочка, а также архетип Скитальца (Странника, Искателя).Слияние-соединение представлено такими символами, как кольцо, узел, скрещенные мечи, инь-ян (Солнце-Луна, анима-анимус), крест. Демонстрация - этап, когда человек становится способным обучать, наставлять других, помогать другим символизируется шапками, венцами, коронами, ореолами, а также жезлами и посохами. Достижение - владение сущностной полнотой, целостностью, мастерством символизируется драгоценностями, кругом, философским камнем; его архетипы - Монах-отшельник, Святой, Мудрец. Смерть-освобождение символизируется радугой, соединяющей небо и землю (дух и тело), мостами, путепроводами, лестницами, а также "закрыванием дверей", змей, моллюсков (ракушек), преисподней, закатов, эсхатологическими мифами. С точки зрения дней недели рождению соответствует воскресенье, смерти - суббота; а по музыкальным звукам - от до до си.

Диагностические и терапевтические возможности символических образов воображения известны давно, в частности, ещё К. Г. Юнг рекомендовал использовать в консультировании и терапии приёмы воображения, актуализируя собственные интеллектуальные и эмоциональные ресурсы клиента. В течение ряда лет большую популярность имеет имаготерапия Х. Лёйнера [8, 13], разработавшего технику кататимного переживания образов (сновидений наяву), сходную с терапией К. Г. Юнга и, как кажется, внутренне конгруэнтную анализу "легенд о себе". В процессе работы с клиентами на основной ступени предлагаются символические мотивы луга (как плоскость проекции актуальных конфликтов), ручья (с просьбой двигаться либо вверх по течению до его истока, либо вниз - до устья); горы (сначала её наблюдают издалека, а затем на нее надо подняться, чтобы с ее вершины осмотреть панораму внизу); дома, который осматривается; опушки леса (здесь, находясь на лугу, надо заглянуть в темноту леса, чтобы посмотреть, какая символическая фигура выйдет из леса).

Образ луга связан с анализом и терапией детско-материнских отношений клиента в первые годы жизни, с анализом фона настроения; образ ручья также показывает, как протекает внутренняя жизнь субъекта; образ опушки помогает выявить страхи и проблемы, связанные с определенными лицами и находящиеся близко от осознания. Так, все появляющиеся из леса животные имеют символическое значение и отражают как значимых для личности людей, так и неосознаваемые установки, "кусочки непрожитой жизни" (чаще всего - это образы юнговской Тени).

На средней ступени используются мотив представления значимого лица(отца, матери, братьев, сестер, которые появляются как в реальном, так и в символическом плане - в образе животных, деревьев, что позволяет анализировать бессознательные установки по отношению к ним); мотив для исследования установки по отношению к сексуальности - для женщин это езда на повозке, запряженной лошадьми (на машине) (например: женщина идет по пустынной сельской местности; ее догоняет повозка, останавливается и водитель (кучер) предлагает подвезти), для мужчин - мотив розы (розового куста) на краю луга (клиента просят рассмотреть куст и сорвать одну розу); и для мужчин, и для женщин важное символическое значение имеет представление яблони или вишни с просьбой сорвать плод; мотив для исследования установки по отношению к агрессивным импульсам: это может быть дикая кошка, лев, который движется по саванне, проделывает трюки в цирке или заперт в клетке в зоопарке; мотив для определения идеала Я как инстанции Сверх-Я - клиента просят выбрать себе какое-нибудь имя человека того же пола, чтобы потом представить себе этого человека.

На высшей ступени добавляются мотивы пещеры (окна на болоте) (оба мотива в символическом плане адресованы к глубинам бессознательного, к фигурам архаического бессознательного - отцовский и материнский мир, эдипальная проблематика, анальная тема и т.д.), вулкана (нужен, если пациент находится под сильным гнетом агрессивных побуждений после обиды или конфликта), фолианта (при этом из глубин бессознательного извлекается материал с индивидуальным и архетипическим символическим значением). Идеи имаготерапии также удобно использовать для анализа мифологем взрослых, составляющих основу "легенд о себе".

Выводы. Итак, мы считаем, что в структуре "Я" взрослых людей немаловажное значение имеет аспект "Я фантастического", выполняющего ряд функций (от социального легендирования и программирования до терапевтических игр с самим собой, жизнетворчества) и существующего в индивидуальных дискурсах, названных нами "легендами о себе". В практике консультирования может быть использован анализ и интерпретация личностных мифологем этих дискурсов с целью более глубокого понимания скрытых личностных проблем клиента.

1. Агафонов А.Ю. Человек как смысловая модель мира. - Самара: Бахрах-М, 2000.

2. Гостев А.А. Дорога из Зазеркалья: психология развития образной сферы человека. - М.: Инcтитут психологии РАН, 1998.

3. Делёз Ж. Логика смысла. - М.: Академия, 1995.

4. Калина Н.Ф., Тимощук И.Г. Основы юнгианского анализа сновидений. - М.: Рефл-Бук, Ваклер, 1997.

5. Лакан Ж. Семинары: Кн. 1-2. В ред. Ж.А.Миллера. - М.: Гнозис, Логос, 1999.

6. Лакан Ж. Функция и поле речи и языка в психоанализе. - М.: Гнозис, 1995.

7. Леонтьев Д.А. Тематический апперцептивный тест. - М.: Смысл, 1998.

8. Лёйнер Х. Кататимное переживание образов. - М.: Эйдос, 1996.

9. Разумова И.А. Потаённое знание современной русской семьи. Быт. Фольклор. История. - М.: Индрик, 2001.

10. Сапогова Е.Е. Метафоры за-сознания и проблема спонтанной самоорганизации сознания // Известия ТулГУ. Серия "Гуманитарные и социально-экономические науки". Вып. 6. - Тула: ТулГУ, 2001. - С. 221-233.

11. Сапогова Е.Е. Понимание как центральная проблема консультативной психологии // Психологическое консультирование: проблемы, методы, техники / Под ред.\ Т.Ю.Синченко, В.Г.Ромека. - Ростов-на-Дону: ЮРГИ, 2000. - С. 7-25.

12. Сапогова Е.Е. Проблема профессиональных архетипов и проективный анализ семиосферы студентов-психологов // Актуальные проблемы психологической диагностики / Под ред.\ Т.Ю.Синченко, В.Г.Ромека. - Ростов-на-Дону: ЮРГИ, 2001. - С. 181-203.

13. Символдрама. Сб. научных трудов / Под ред. Я.Л.Обухова, В.А.Поликарпова. - Мн.: Европейский гуманитарный университет, 2001.

14. Современная буржуазная философия. - М.: Наука, 1978.

15. Сны и видения в народной культуре / Сост. О.Б.Христофорова. - М.: РГГУ, 2002.

16. Элиаде М. Мифы, сновидения, мистерии. - К.: Ваклер, 1996.