Как-то так повелось в возрастной психологии, что ни взрослость, ни кризис взрослости почти не изучаются специально, поскольку считается, что данные других отраслей психологии (психология познавательных процессов, психология творчества, клиническая психология, социальная психология, психология труда и многие другие) в комплексе так или иначе освещают разные аспекты этого периода жизни. При построении общей теории индивидуально-психического развития человека в центре психологического познания находятся преимущественно ранний и поздний онтогенез, а те фазы индивидуальной жизни, которые, как подсказывает индивидуальный опыт каждого взрослого человека, являются центральными в жизни (наиболее творческими, продуктивными и социально активными), фактически оказываются на периферии исследования.

Виной тому объективная логика онтогенетических исследований: для определения нижнего порога зрелости необходимы как знания о генезисе тех структур, которые обеспечивают оптимальные режимы их функционирования, так и знания о возрастных синдромах отрочества и юности, а для определения верхнего порога зрелости необходимы знания о старении и старости. Развитие и получает свои характеристики из этих двух источников – процессов эволюции и инволюции психических функций, – и взрослость оказывается лишь неким итогом бурных процессов развития и реализации механизмов, свойств и структур поведения, заложенных в детстве и отрочестве, за которым последует жизненный спад и старческое угасание психических функций. Тем самым взрослость имплицитно рассматривается как некое протяженное стационарное состояние, характеризуемое более или менее полной стабилизацией функций и свойств сложившейся личности, образовавшегося интеллекта, определившихся ценностных ориентаций и картины мира. В свое время Э. Клапаред характеризовал зрелость как состояние психической "окаменелости", когда процесс развития "прекращается", а В. Джеймс писал, что после 25 лет взрослые почти не могут приобрести новые идеи: бескорыстная любознательность проходит, умственные связи установлены, способность к ассимиляции исчерпана.

Вполне понятно, что такие установки долго не позволяли подойти к взрослости, как к периоду продолжающегося поступательного развития и появления возрастных новообразований. Но благодаря почти вековому накоплению знаний о детском возрасте и старости обнаружено важное онтогенетическое обстоятельство – ускорение процессов созревания и замедление процессов старения, особенно в сфере интеллекта и личности современного человека, следствием которого является значительное расширение возрастного диапазона и потенциалов периода взрослости (практически, от 25–30 до 55–65 лет). И значит, целостная картина развития останется ущербно неполной без понимания глубинных особенностей этого периода. Впервые задача специального анализа взрослости была поставлена в 1928 г. Н. А. Рыбниковым, предложившим называть раздел возрастной психологии, посвященный взрослости, "акмеологией".

Данная работа не столько освещает объективную картину развития во взрослости, сколько пытается представить взгляд на нее с точки зрения самого субъекта взросления ("взгляд изнутри"). В ней представлены фрагменты обобщенного опыта консультирования взрослых людей, обратившихся к психологу даже не столько за профессиональной помощью, сколько в связи с необходимостью отрефлексировать вслух ту внутреннюю душевную смуту, которая часто сопровождает переживание себя взрослым, особенно в "критических жизненных точках". Вполне понятно, что "благополучные" взрослые реже становятся клиентами психолога, хотя и они не чужды тем переживаниям, о которых речь пойдет ниже, поэтому наши обобщения касаются преимущественно тех людей, которым удалось разрешить далеко не все проблемы возраста: это одинокие люди; люди на грани развода; люди, оставшиеся безработными; люди, круто изменившие привычную жизнь; люди, утратившие кого-то из близких; люди, пережившие стрессы, связанные с обманом, предательством и пр., в ситуациях, когда будто бы "удалось наладить жизнь" и т.п.). Отметим также, что работа с такими взрослыми осуществлялась преимущественно в русле логотерапии В. Франкла, которую мы считаем одним из эффективных методов работы со взрослыми вообще, а с лицами гуманитарно-философской направленности, склонными к глубинной рефлексии, – особенно.

Какого человека можно считать не только физиологически, социально и юридически, но и психологически взрослым? При попытке осмысления взрослости психологические критерии стремительно субъективизируются, поскольку центральным моментом переживания себя как взрослого для человека является именно собственное отношение к возрасту, отнесение себя к определенной возрастной когорте (для чего очень важно наличие семьи и опыта родительства). Понятие взрослой (зрелой) личности – сравнительно новое приобретение психологии, несмотря на то, что реалия взрослости (зрелости) – одна из старейших. Во многом оно обязано своему содержательному наполнению философскому анализу таких явлений как массовый человек (Х. Ортега-и-Гассет), бегство от свободы (Э. Фромм), экзистенция (Ж.-П. Сартр, К. Ясперс), самоактуализация (А. Маслоу), самость (К. Г. Юнг), социальный интерес (А. Адлер), жизненный смысл (В. Франкл), Эго-интеграция (Э. Эриксон) и др. Понятие взрослости (зрелости) в первую очередь соотносят с исследованием экзистенциального отношения человека к собственной жизни: не столько к себе самому, к своему "Я", сколько к более широкому контексту своего осуществления жизни, возможности повлиять на мир и изменить его, вписывая себя в многомерный социокультурный опыт, в универсум, в космос.

Э. Эриксон [6], анализируя зрелость как седьмую стадию человеческой жизни, считал ее центральной на всем жизненном пути человека. Развитие личности в это время продолжается во многом благодаря влиянию со стороны детей, молодого поколения, которое подтверждает необходимое субъективное ощущение своей нужности другим. Производительность (генеративность) и порождение (продолжение рода), как главные характеристики личности на этой стадии, реализуются в заботе о воспитании нового поколения, в продуктивной трудовой деятельности и в попытках индивидуального творчества. Во все, что делает взрослый человек, он вкладывает частицу своего Я, своего индивидуального опыта и тем самым становится участником культурно-социального прогресса. Более того, для взрослого человека становится личностно значимым экстраполировать свой опыт – "остаться в памяти потомков", закрепившись в бытии своими поступками, событиями своей жизни, результатами творчества, сделанными выводами, да и просто накопленными жизненными наблюдениями. Взрослый возраст начинает нуждаться в восприимчивом слушателе, который готов учиться на чужих ошибках. Думается, что пресловутый "конфликт отцов и детей" – это конфликт не только детей, желающих жить своим умом, но и отцов, навязывающих ностальгический опыт своего ума как достойный усвоения в новых, изменившихся со дней их молодости, условиях жизни. Стремление взрослых людей, уже вырастивших детей, после развода к рождению детей во втором браке может объясняться не только гендерным зовом, но и необходимостью в потомках, которые с сыновьей готовностью будут принимать и ассимилировать родительский личный опыт. В известном смысле, качество и оригинальность личного опыта может не беспокоить взрослого, ему просто важно быть услышанным, принятым, оцененным потомками.

Со взрослостью принято связывать такие новые личностные характеристики, как: 1) умение брать на себя ответственность, принимать решения; 2) стремление к власти и организаторские способности; 3) способность к эмоциональной и интеллектуальной поддержке других; 4) уверенность в себе и целеустремленность; 5) склонность к философским обобщениям; 6) защита системы собственных принципов и жизненных ценностей; способность сопротивляться проблемам реальности с помощью развитой воли; 7) формирование индивидуального жизненного стиля; 8) стремление оказывать влияние на мир и "отдавать" индивидуальный опыт молодому поколению; 9) реализм, рационализм, трезвость в оценках и чувство "сделанности" жизни; 10) стабилизация системы социальных ролей и др. За счет этих новоприобретений большинство взрослых людей обретают к середине периода – 40 годам – устойчивость в жизни и уверенность в себе.

Но одновременно в этот, казалось бы, стабильный, надежный и спланированный взрослый мир прокрадывается сомнение, связанное с оценкой пройденного жизненного пути, с пониманием стабилизации, “сделанности” жизни, переживаниями отсутствия ожиданий новизны и свежести, спонтанности жизни и возможности в ней что-то изменить (так свойственным детству и юности), переживанием краткости жизни для осуществления всего желаемого и необходимости отказаться от явно недостижимых целей. Взрослость, несмотря на кажущуюся устойчивость, такой же противоречивый период, как и другие. Противоречивость взрослости очень хорошо "схвачена" Е. Евтушенко в "Уроках Братска":

Взрослый человек одновременно переживает и чувство стабильности и душевное смятение по поводу того, действительно ли он верно понял и реализовал настоящее предназначение своей жизни. Особенно острым становится это противоречие в случае негативных оценок, данных самой личностью своей предшествующей жизни и необходимости выработать новую жизненную стратегию. Взрослость дает возможность человеку еще, Еще и ЕЩЕ раз "сделать жизнь" по собственному усмотрению, развернуть ее в ту сторону, которую человек считает целесообразной (метафорически выражаясь, жизнь в это время, как при игре в прятки, считает: "два… два с четвертью… два с половиной… два с тремя четвертями…".

Одновременно в задачи взрослости входит совладание, преодоление переживания того, что жизнь уже не во всем реализовалась так, как хотелось, как виделось в предыдущих возрастах, и создает философское отношение и личностную терпимость к просчетам и жизненным неудачам, принятие своей жизни такой, как она складывается. Совершая индивидуальные экскурсы "внутрь своего возраста", человек учится находить в нем положительное, правильное, достойное, ценностное, он начинает лучше понимать себя, возвращаясь рефлексивно в собственное прошлое. Вот как пишет об этом Ш. Кабрера в книге "Информация к размышлению": "С возрастом я перестаю скрывать свои годы. Если меня спросят об этом в 30 лет – мне будет 30. Возникнет ли этот вопрос в 45, я признаюсь, что мне 45. Ибо какой год я могу вычеркнуть из своей жизни? Тот, в котором родились мой сын или дочь?… Или тот, когда я в первый раз влюбилась?… Может, отказаться от какого-нибудь менее удачного? Как тот, когда я слегла с воспалением легких. Или один из тех печальных лет, когда кому-то из близких было сказано последнее прости? Можно было бы вычеркнуть какой-то на первый взгляд незначительный год. Год, когда я увидела падающую звезду? Или тот, который я провела не в водовороте событий, а просто – довольной жизнью? Нет, думаю, что сохраню их все – хорошие, плохие и не особо запомнившиеся, не вычеркну ни одного – ни счастливого, ни несчастливого… Отказаться от какого-либо – значит, отказаться от самой себя. Потому что только сложенные все вместе они составляют мою жизнь". Переживание "мойности" жизни (мы образуем это слово по аналогии с известным термином "яйность") взрослый человек очень ценит и стремится к представлению для других (в том числе детей, последователей и т.д.) собственной жизни как значимого явления. Это находит выражение в представлениях о том, что нужно стремиться "быть самим собой", "постараться себя не терять", "сохранить индивидуальность", “иметь принципы”, "не бояться жизнь переменить", “делать, как должно, и будь, что будет” и т.п.

Если молодость во многом живет ориентацией на будущее, ожиданием настоящей жизни, которая начнется, как только… [вырастут дети, закончу институт, защищу диссертацию, получу квартиру, рассчитаюсь с долгами за машину, отработаю пять лет за границей, достигну такой-то должности и т.д.], то взрослость в большей степени ставит цели, касающиеся именно настоящего (текущего) времени личности, ее самореализации и отдачи здесь и теперь (см.: [2, 3]). Именно поэтому многие, вступая в середину взрослости, стремятся начать жизнь сначала, найти новые пути и средства самоактуализации. Взрослой личности становится жаль быстро уходящего времени своей жизни, ей не хочется тратить его попусту, она более рационально подходит к его планированию, распределению, к постановке перспективных задач. Смена "эмоцио" на "рацио" обнаруживается и здесь, несмотря на то, что в целом личность переживает себя полной сил и возможностей, способной совладать с проблемами, принять правильное решение при необходимости выбора, принять ответственность на себя в сложных ситуациях и т.д. Опыт консультирования показывает, что состоявшиеся 35-45-летние люди, вопреки бытующим представлениям, в большинстве своем не хотели бы снова вернуться в юношеский или детский возраст (это, скорее, свойственно, незрелым, инфантильным личностям и в большей степени – женщинам), им нравится свой возраст, а 45-55-летние хотели бы его продлить, чтобы "еще многое успеть". Желание вместить в сутки более 24 часов, "незамечание" времени, пролетающего в делах, достаточно часто встречается у профессионально и личностно компетентных взрослых людей.

Это обновленное постижение категории времени и формирование нового отношения ко времени своей жизни – одно из новообретений возраста, которое в известном смысле может указывать на психологическую зрелость личности. По отношении к времени своей жизни, по В. И. Ковалеву, выделяется несколько типов поведения во взрослом возрасте (см.: [1]):

1) стихийно-обыденный тип: личность находится в зависимости от событий и обстоятельств жизни; она не успевает за временем, не может организовать последовательность событий, предвосхищать их наступление или предотвращать осуществление; поведение такого человека ситуативно, безынициативно, фрагментарно;

2) функционально-действенный тип: личность активно организует течение событий, направляет их ход, своевременно включается в них, добиваясь эффективности; но инициатива охватывает только отдельные периоды течения событий, а не их объективные или субъективные последствия; у такого человека отсутствует "жизненная линия";

3) созерцательно-пролонгированный тип: личность пассивно относится к бегущему времени своей жизни, у нее отсутствует четкая организация времени жизни;

4) созидательно-преобразующий тип: личность пролонгированно осуществляет организацию времени, связывая его со смыслом жизни, с решением общественных проблем, творчески овладевает временем.

Взрослый человек уже хорошо понимает, что от себя и своего прошлого не убежишь: нельзя, да и не нужно, еще раз стать 20-летним, нельзя избавиться от накопленного негативного опыта ("забыть" о потерях, неудачах, нерешенных проблемах, нереализованных целях) и груза совершенных ошибок, ни при каких условиях нельзя в один миг сменить свои устоявшиеся ценности на другие, вообще нельзя мгновенно стать другим. Но взрослость дает возможность даже уже привычное сделать по-другому, самому вносить новые смыслы в то, что, кажется, стабильно интересует в жизни, в то, что уже умеешь и, главное, хочешь делать хорошо (и в то, что надо делать именно тебе). Во взрослом возрасте отчетливо видно, как уже достигнутый уровень развития может стать источником, своеобразным трамплином для новых витков развития, новых самоизменений.

"Делать обычное по-новому" означает насытить свою профессиональную, общественную, семейную, личностную деятельность новыми смыслами и ценностями – причем такими, ради которых хотелось бы жить. Думается, что во взрослости важное значение начинает иметь "самостимуляция интереса к жизни". Здесь имеется в виду нахождение интереса в самом себе, в своем восприятии жизни, в своей "картине мира". Для иллюстрации такой внутренней самостимуляции собственной жизни приведем пример ответа на вопрос "Что вас интересует на свете?", данный поэтом Н. Олейниковым (1898–1942) в 30-х годах: "Меня интересует – питание; числа; насекомые; журналы; стихи; свет; оптика; занимательное чтение; женщины; пифагорейство-лейбницейство; картинки; устройство жилища; правила жизни; опыты без приборов; задачи; рецептура; масштабы; мировые положения; знаки; спички; рюмки; вилки; ключи и т.п.; чернила, карандаши и бумага; способы письма; искусство разговаривать; взаимоотношения с людьми; гипнотизм; доморощенная философия; люди X века; скука; проза; кино и фотография; балет; ежедневная запись; природа, "Александро-Гриновщина"; история нашего времени; опыты над самим собой; математические действия; магнит; назначение различных предметов и животных; озарение; формы бесконечности; ликвидация брезгливости; терпимость; жалость; чистота и грязь; виды хвастовства; внутреннее строение Земли; консерватизм; некоторые разговоры с женщинами".

Обращает на себя внимание, как много "ненасущного", “мирозданческого”, "общекультурного", “экзистенциального”, не имеющего непосредственного отношения к карьере, поддержанию существования, материальному обеспечению может интересовать взрослого человека. Это дает основание заключить, что взрослого человека, помимо всего прочего, начинает интересовать "жизнь сама по себе" во всех ее многообразных проявлениях; во взрослости появляется индивидуальный "вкус к жизни" как таковой, может быть, даже "смакование жизни" и благоговение перед ее неисчерпаемостью. На этой основе, как думается, позже может формироваться экзистенциальное отношение к смерти и умиранию. В этой связи можно отметить также, что взрослые иногда переживают чувство, которое условно можно назвать "острая радость жизни" – счастье от того, что ты есть, что тебе дарована жизнь, что каждое жизненное мгновение – твое. Это “счастье жить” может находить свое выражение в заполняющей всю человеческую сущность радости даже от каких-то простейших, обыденных ее проявлений: от летнего рассвета, от лунной дорожки на море, от клейкого тополиного листка, от запаха свежего хлеба, от высокого голубого мартовского неба, от песни про отель “Калифорния”… Ценность этих "простых радостей жизни", как кажется, очень близко передают следующие строки М. Кольцова:

Взрослому человеку также свойственно желание "пожить для себя", и в это понятие большинство вкладывает стремление удовлетворить те свои интересы, которые на протяжении прошлых лет оставались на втором плане из-за невозможности их реализовать под давлением мотивов более насущных ("наконец-то позволить Себе…"). Поэтому здесь возможен всплеск всевозможных хобби, открытие в себе новых способностей, удовлетворение “детских” желаний и мечтаний, "испытание себя" в тех формах деятельности, которые ранее казались "закрытыми". Личность на этапе взрослости получает возможность "открыть свои закрома" и сделать привычную жизнь новой. Такая “заполненность” жизни, может быть, и создает иллюзию ее стабильности, платоподобности, "подробности".

Важно и то, что зрелость увеличивает долю самостоятельности и ответственности в принятии жизненных решений, определении жизненных стратегий, распределению времени жизни. Теперь не другие люди решают, что хорошо или плохо для человека, а он сам встраивается в структуру тех, у кого спрашивают совета, кто начинает сам определять, что хорошо или плохо, полезно или бесполезно, нужно или не нужно (вспомним: "крошка-сын к отцу пришел…"), и несет ответственность за переданный опыт. Взрослый человек получает возможность реализовать то, что он считает правильным, истинным, обязательным к исполнению, не только своей собственной жизнью, но, в известном смысле, и жизнью других (детей, учеников, последователей, коллег). Обретенные им ценности осмысляются, обобщаются, проверяются практикой собственной жизни и тем самым приобретают экзистенциальный характер. Мы могли бы назвать это своеобразной экзистенциальной компетентностью – внутренней установкой человека на то, что у него есть силы и средства справиться с любой проблемой, которую поставит перед ним жизнь, отсутствие страха и чувства беспомощности перед жизнью. Именно она может лежать в основе переживаемого каждым взрослым чувства наставничества – внутреннего обобщения индивидуальных опытных событий и желания отдать итоги своего опыта молодому поколению, поделиться уроками своей жизни.

Все эти процессы, как мы уже говорили, связаны с обретением нового чувства времени, и в нем можно отметить не только позитивные, но и трудные для принятия моменты. Будущее, кажущееся неограниченным в юности и молодости, приобретает отчетливую границу, "линию горизонта", субъективно осмысляемую как длительность собственной жизни. На отрезке между 35 и 50 годами время заметно убыстряет свой ход, и прошлое в нем становится с каждым годом продолжительнее (взрослые слегка удивляются, говоря, к примеру: "надо же, мы дружим с тобой уже 30 лет", "неужели я закончил школу четверть века назад?", "сын уже на втором курсе", “в следующем году мы отмечаем серебряную свадьбу” и т.п.). Обратим внимание на тот факт, что это прошлое еще близко и актуально, память сохраняет живые образы и подробности того, что объективно уже является прошлым ("надо же, десять лет прошло, а все как будто бы вчера"). Из-за этой психологической сближенности, своеобразной смешанности близкого прошлого и актуального настоящего жизнь во взрослом возрасте часто воспринимается более равномерной, гладкой, ровной, стабилизировавшейся и субъективно длинной. В связи с появлением нового чувства "границы времени" к 50-ти годам человек все менее активно стремится к сильным изменениям в жизни или ищет работу с постоянно меняющимся содержанием; наоборот, его больше интересуют те виды деятельности, в которых можно использовать накопленные знания, жизненный опыт, профессиональную и житейскую компетентность.

Появление линии жизненного горизонта не означает, что взрослая личность начинает психологически готовится к концу жизни. Наоборот, взрослость раздвигает жизненные горизонты в силу того, что многое из познанного и освоенного на предыдущих возрастных этапах обретает осмысленность, глубину, перспективу, объемность. Жизнь раскрывается взрослой личности во всей полноте и богатстве нюансов, как голограмма, она проживается подробно (многие мгновения "застывают" и впечатываются в память яркими образами, которые и сейчас и позже станут свидетельствами достоверности собственного Я, иллюстрациями себя и своего жизненного пути – синтезированным "образным Я", картиной-панорамой, микроисторией собственной жизни).

К. Г. Юнг считал, что взрослый человек постепенно высвобождается из плена собственного "Я" и начинает ориентироваться на решение духовных задач, достижение внутреннего чувства общности с другими людьми, миром, космосом. Люди с универсальными духовными запросами (особенно художники, религиозные деятели, политики, те, кто по роду своей деятельности работает с молодежью) могут и пятидесятые годы жизни переживать как подъем, как творческую фазу. Этого освобождения из плена "Я" достигает не всякий взрослый, но оно позволяет личности действительно развиваться в признанный другими авторитет. Тот, кто не справляется с собственным кризисом и остается "великовозрастным инфантилом", тот проигрывает в глазах молодого поколения, в первую очередь, собственных детей.

Любопытно, что именно молодежь достаточно тонко чувствует эту важнейшую ценность взрослости – "подлинность" взрослого человека, его способность сохранять свою "самость" при столкновении с любыми препятствиями и проблемами, последовательно воплощать в жизнь свой личностный стиль. Следует отметить в этой связи и еще такую характеристику взрослой личности, как ее генерализованную ориентацию на молодое поколение, ее сочувствие, искреннее желание помочь молодым обрести собственное "Я". В ряде случаев интерес к молодежи, принципиально свойственный взрослому возрасту, еще переживаемая "психологическая близость" к молодости ("я не чувствую свои годы", "года не давят на плечи") приобретает своеобразную форму некритичного подражательства молодым – в одежде, в жаргоне, в стиле жизни и формах общения (что, скорее, свидетельствует о недостаточной личностной зрелости, поскольку зрелой взрослости нет нужды искать и демонстрировать свою идентичность таким образом). Одновременно хотелось бы упомянуть, что каждая возрастная когорта на этапе взрослости сохраняет жаргонный репертуар, стилевые предпочтения, некоторые поведенческие паттерны своей молодости и привносит эти элементы "прошлой молодежной" субкультуры в общий коммуникативный план. В этом можно легко убедиться, послушав радио или включив телевизор на выступлении 40-45-летнего политика, журналиста, артиста, модельера и т.д. – в каждом из них ровесник "распознает" субкультурную общность, даже если на нее напластованы жаргонизмы и вульгаризмы "нового времени" и современной молодежи.

В период взрослости в распоряжении человека находятся все силы, все аспекты психики. Слова Х. Кюнкеля о том, что "судьба приходит изнутри" как нельзя лучше выражает основной смысл этой фазы жизни. Человек, развивающийся последовательно, достигает к середине 50-х годов своей второй творческой кульминации. Он способен к обобщению и критическому осмыслению собственного опыта и у него еще достаточно жизненных сил, чтобы привнести этот опыт в свою деятельность. В это время личности нужен коллектив, последователи, ученики, “слушатели-адепты”, взрослая зрелая личность стремится к руководству, к организации, к власти.

Б. Ливехуд [5] считает, что к взрослому возрасту человек обретает "доминирующий основной склад", афористически определяя его как "тональность, в которой пишется личная биография", а по сути имея в виду жизненную направленность, определяемую всем предшествующим психическим развитием, в том числе, внешними обстоятельствами жизни, социально-культурными факторами, семейным укладом, в котором воспитывался человек, профессиональным выбором, уровнем общественной активности и т.д. (или тип личности). Это – своеобразная склонность строить и проживать жизнь именно таким образом и находить в этом переживание истинности, ценностности, осмысленности своего жизненного пути и удовлетворение от жизни.

Так, например, достаточно распространенный тип исследователя реализует стремление изучить, понять функционирование окружающего мира и объяснять связь явлений в нем. При этом не так уж важно, на что именно направлена активность исследователя (психология, язык, сельское хозяйство, математическая логика или выделительная система дождевого червя), главное – избранная познавательная позиция, прогрессирующая в жизненную позицию, жизненное кредо. Такие люди часто демонстрируют склонность к одиночеству, к кропотливому накапливанию информации, созданию архивов.

Мыслящий тип ощущает стремление упорядочить мир своих представлений в системах и теориях, увидеть его в глобальных взаимосвязях. Помимо философов, для которых мышление является главным содержанием жизни, в любой отрасли знаний и практики можно стать мыслителем, правда, качественный разброс здесь достаточно велик – от жалких доморощенных обывательских рассуждений, которые можно услышать везде, до построения глобальных обобщений аутично-профессионального типа. Мыслящий тип проявляется уже в юности и в течение всей жизни испытывает трудности, связанные с необходимостью следовать логике в своих рассуждениях и быть не просто понятым, но понятным. Их стремление указать на противоречия, задавать назойливые вопросы часто создает социальные проблемы в их профессиональных группах. Любой конфликт такая личность воспринимает как вызов своей интеллигентности.

Организующий тип воспринимает мир как то, что нужно упорядочить, переделать, сделать понятным и простым. Он тоже обнаруживается в юности прежде всего в склонности к практической и организационной работе. Взрослые этого типа не любят рассуждать и рефлексировать, они делают, все их ценности – в активной работе, подчиняющей себе людей и обстоятельства. Они нацелены на карьеру, на постоянное движение вперед. Но дух организаторства может быть направлен и на исследование, и на мышление, и на заботу о других, обновление или управление.

Заботящийся тип стремится к тому, чтобы поддерживать, кормить, оберегать другое живое существо, растить его, жить для него. Такой "материнский" склад является основой для работы в области воспитания и образования, в социальном обслуживании, медицине, играет важную роль в сельскохозяйственных профессиях, садоводстве, животноводстве. В социальном плане он способен создавать среду, в которой успешно развиваются другие; именно он способен создать чувство защищенности и поддержки. В человеческом плане такие люди социально привлекательны, хотя могут становиться и жертвами злоупотреблений со стороны "детей".

Реформирующий склад предполагает желание изменять и улучшать все существующее и выступает в разных вариантах – от медицины до революционной деятельности. Большинство новаторов в своих сферах имеют именно этот склад – именно они готовы отдать жизнь за свои внутренние убеждения и, несмотря на насмешки, преследования и гонения, активно стремятся к реформам. Нойман назвал их "еретиками внутреннего голоса", обладающими мощной развивающейся интуицией. При выборе профессии они выбирают новые сферы деятельности (в свое время – кино, воздухоплавание, генетику, кибернетику и т.д.), которых еще нет и которые они хотели бы создать (например, “кентавристика”, "мифопоэтика", "уфология" и т.п.). Именно они в высшей мере обновляют культуру и технологический этос цивилизации. Быть новатором, первооткрывателем, пионером - это фактор, обеспечивающий им желанную внутреннюю свободу. Они всегда или почти всегда нонконформисты.

Охраняющий (или управляющий) склад стремится к сохранению всего существующего, его регистрации, передаче, контролю и, если возможно, к занесению в определенную систему ценностей. Его можно обнаружить у бухгалтеров, библиотекарей, архивариусов, историков, дипломатов, журналистов, музейных работников, искусствоведов и т.д.

Творческий склад лишь изредка встречается в чистой форме, прежде всего, у людей искусства и науки. Чаще он пронизывает собой другие типы, придавая им жизненность и действенность. Творческий мыслитель, творческий организатор и т.д. привносят в основной склад подвижническую мотивацию, воображение, нестандартные формы мышления и деятельности, эвристическую направленность.

Ощущение полноты жизни и счастья возникает у взрослого человека, когда он самореализуется, воплощает в деятельности собственные представления, идеалы и ценности, используя свои таланты и способности, и при этом его не вынуждают поступать против своих убеждений, своей системы ценностей, против того, что имеет для него особый субъективный смысл. Более всего для взрослого человека самоактуализация связывается с профессией и общественным признанием. Отмечено, что взрослые люди, по каким-то причинам не преуспевающие в своей профессии или неадекватно чувствующие себя в профессиональных ролях, всеми способами стараются избежать производительного профессионального труда, но одновременно уклониться от того, чтобы признать себя в нем несостоятельным. Они демонстрируют либо “уход в болезнь” (чрезмерное, необоснованное беспокойство о своем здоровье, как правило, сопровождаемое убеждением других, что по сравнению с поддержанием здоровья "все остальное – неважно"), либо "феномен зеленого винограда" (объявляется, что работа – не главное в жизни, и человек уходит в сферу непрофессиональных интересов – заботу о семье и детях, строительство дачи, ремонт квартиры, хобби и т.д.), либо уход в общественную или политическую деятельность ("сейчас не время корпеть над книгами…", "теперь каждый человек как патриот должен…", "кто-то должен спасать Отечество…"). Люди, реализующиеся в своей профессии и в значительной степени отождествляющие свою картину мира с профессиональной, значительно менее заинтересованы в таких компенсаторных формах активности и, соответственно, меньше в них участвуют.

Для взрослой личности характерно общее стремление воплотить себя в жизни, в чем-то непреходящем, человечески-ценном, вечном, общественно значимом (см.: [3]). Это проявляется в потребности расширить границы своего индивидуального бытия, вочеловечить, объективировать себя в формах, неподвластных течению времени, сделать свою жизнь более интенсивной в настоящем. Взрослому возрасту свойственна продуктивность – то есть возможность творческого самовоплощения в многообразных продуктах своей профессиональной и социальной активности. Личностная перспектива, открывающаяся взрослому человеку, ведет к формированию индивидуального жизненного стиля – человек теперь сам решает как и на что он потратит жизнь, как будет реализовывать в ней себя, и его поведение приобретает уникальность и своеобразие. Более того, итоги и результаты своей жизни человеку часто хочется закрепить, поэтому иногда наблюдается возврат к дневниковой форме фиксации своих переживаний и жизненных событий, причем с полуосознаваемым внутренним расчетом на то, что эти записки прочтут потомки (они и пишутся с учетом внешнего читателя, фактически, как мемуарная литература). Стилевой анализ показывает появление описательно-наставительной линии повествования, отсутствующей в дневниках подростков и юношей.

Еще одной категорией, которыми овладевает взрослая личность, является категория понимания: человек способен к пониманию себя, к пониманию Другого, к пониманию причин и закономерностей происходящего с ним - отвлеченному, отстраненному от непосредственно переживаемых эмоций пониманию (это потом, вероятно, и ляжет в основание эриксоновской "мудрости"). Можно предположить, что складывается некий стиль, традиция понимания, определяющие, каким образом, с помощью чего человек становится способным преимущественно осмыслять мир и себя в мире, какие категории он привлекает к процессу понимания, созданию смысловых схем, способных систематизировать и упорядочивать его опыт. Чем старше становится человек, тем более уникальными и специфичными становятся эти схемы, поскольку центральное место в них могут занимать разные психические конструкты. В частности, такими конструктами могут стать антиципация и рефлексия.

Если ситуация развития во взрослости неблагоприятная, то, как указывает Э.Эриксон, создаются защитные системы псевдоблизости: появляется чрезмерная сосредоточенность на себе, приводящая к косности, застою, личностному опустошению. Ситуацию, когда, казалось бы, объективно человек полон сил, занимает прочное социальное положение, имеет профессию и т.д., а личностно не чувствует себя состоявшимся, нужным, а свою жизнь – наполненной смыслами, он соотносил с кризисом зрелости. В этом случае человек рассматривает себя как свое собственное и единственное дитя (а если есть физическое или психологическое неблагополучие, то они этому еще и способствуют). Если условия благоприятствуют такой тенденции, то происходит физическая и психологическая инвалидизация личности, подготовленная всеми предшествующими стадиями, если соотношения сил вих течении складывались в пользу неуспешного выбора. Стремление к заботе о другом, творческий потенциал, желание творить (создавать) вещи, в которые вложена частица неповторимой индивидуальности помогают преодолевать возможную самопоглощенность и личностное оскудение.

Мы предлагаем несколько иную точку зрения на природу кризиса взрослости. Как бы благополучно ни протекала взрослость, в ней, как и в любом другом возрасте, вызревает система внутренних противоречий, динамика которых неминуемо переводит личность на следующий этап развития. В данном случае смена периодов будет не совсем обычной, потому что в новом для личности периоде темпы развития и объемы поступательного движения будут все ниже, а плато-участков и регрессивных моментов будет все больше. Собственно, сами новообразования взрослости являются сгустками этих противоречий, поскольку, с одной стороны, они есть своеобразный итог развития на всех предшествующих периодах (и если они не были психологически благополучными, то сам итог изначально неполон и ущербен), а, с другой стороны, эти новообразования сами по себе содержат специфический потенциал "торможения", “возвратно-рефлексивную” динамику. Говоря о возвратно-рефлексивной динамике, мы пытаемся "схватить" данным термином тот факт, что активность постепенно перемещается из внешнего плана во внутренний, объемы и содержание внутреннего плана действия нарастают, и человек "прирастает" как бы за счет своих внутренних резервов.

Мы предполагаем, что, в первую очередь, противоречия, связанные с кризисом взрослости, вызревают в системах "Я–не Я (Мир)", "Я–Другой (Ты, Он, Они)", "Я–Моё", "Я–Я". В оппозиции "Я–не Я" содержатся проблемы, связанные с самонахождением себя в Мире, определением своего предназначения, субъективно преломленного смысла своего существования. Здесь обнаруживаются глубинные переживания, касающиеся неслучайности своего появления на свет, выполнения своей человеческой миссии, своего голоса в полифонии Мира, своей "космичности" и т.п.Одновременно, как показывает опыт консультирования, для многих взрослых достаточно характерными являются переживания, вербализуемые следующим образом: "где-то мимо меня течет активная, бурная жизнь, наполненная яркими событиями и переживаниями, а у меня все так обыденно, пусто и никому не нужно", "умри я завтра, в мире ничего не случится", "почему я всю жизнь горбачусь, отказываю себе в мелочах, а лучше не становится?", "почему я родился именно здесь, в этой стране, в это время? родись я в другом месте, как бы я смог развернуться…" "почему я должен терпеть, преодолевать всю эту повседневную рутину и суетность, почему для меня не наступает та жизнь, о которой я мечтаю?", "я не хуже других, честный, порядочный, трудолюбивый, а жизнь ничем не вознаградила, не порадовала…", "живу как будто бы не своей жизнью…" и т.п.

В этой связи можно отметить разрушение во взрослости ряда “жизненных иллюзий”, известных в психологии под названием “фикционного финализма”. Термин "фикционный финализм" принадлежит А. Адлеру, который использовал его для обозначения феномена подчинения поведения человека им же самим обозначенным целям в отношении будущего. Разрабатывая эту идею, А. Адлер находился под сильным влиянием Х. Вайингера, который в книге "Философия возможного" ("The philosophy of "as if""), опубликованной в 1911 г., утверждал, что на людей сильнее влияют их собственные ожидания в отношении будущего, чем реальный опыт, прошлые воспоминания. Он отмечал, что многие люди на протяжении всей жизни действуют так, как если бы идеи, которыми они руководствуются, были бы объективно верными и их правильность многократно подтверждалась бы практикой. В понимании Х. Вайингера, людей побуждает к определенному поведению не только то, что истинно, но и то, что, по их мнению, является таковым.

Исходя из этого, А. Адлер предположил, что основные цели, которые определяют направление жизни личности и ее назначение, – это фиктивные цели, соотнесенность которых с реальностью нельзя ни опровергнуть, ни подтвердить. К примеру, очень многие взрослые пытаются строить свою жизнь, руководствуясь представлениями, что напряженная работа и чуть-чуть удачи позволят достигнуть намеченных целей; что честный труд всегда приведет к благосостоянию; что талантпробьет себе дорогу; что все наделены равными возможностями; что перенесенные жизненные страдания рано или поздно будут вознаграждены и т.п. С точки зрения А. Адлера это – распространенные фикции, поскольку многие из тех, кто напряженно трудятся, не получают почти ничего, таланты часто вырождаются в неудачников, что безнравственные и бездарные люди чувствуют себя "хозяевами жизни" и т.д.

Подобные фикции довольно долго сохраняют реальность для тех, кто их принимает. Когда фиктивная цель сознательно поставлена личностью, все последующие ее действия наполняется неким смыслом, и "история жизни" приобретает объяснение (почти каждый взрослый имеет свою жизненную "легенду", которую транслирует молодым поколениям, в которой с той или иной степенью достоверностипредставлен жизненный путь и в которую с течением времени сам автор начинает иногда верить). Хотя фиктивные цели обычно не имеют аналогов в реальности, тем не менее они способны помочь людям более эффективно решать жизненные проблемы, выполняя функцию ориентиров в повседневной жизни. Предположим, человек стремится ко все большему совершенству в профессиональной сфере. Сравнивая себя со значимыми коллегами, он может побуждать себя к напряженному труду, самообразованию и достичь высокого профессионального уровня, но совершенство не имеет четких границ, и он всегда может узнать что-то новое с помощью разнообразных действий – читать специальную литературу, посещать заседания профессиональных обществ, размышлять, экспериментировать и т.д. Конечной цели такой человек может никогда не достичь, но поддерживаемое ею стремление к "преодолению себя" оказывается разумным и здоровым, поэтому и сам профессионал, и те, с кем он имеет дело, извлекут из этого несомненную пользу. Но в случае повторяющихся жизненных неудач фиктивные цели могут быть опасными и пагубными для личности. Простейший пример – ипохондрик, вообразивший, что он смертельно болен, или параноик, ведущий себя так, как будто бы его реально преследуют, или неудачник, думающий, что все его начинания закончатся поражением, или нацист, убежденный в чистоте своей расы…

Во взрослом возрасте расшатывание и крушение таких фикционных идей происходит благодаря вторжению рационального компонента в жизненные стратегии, появлению здорового скептицизма (и даже цинизма) в отношении жизненных возможностей и наполнению новым содержанием понятий "смысл жизни", "жизненные ценности". Известное заключение, выраженное афоризмом "лучше не питать иллюзий, чем лишиться возможности их питать" может принадлежать только зрелому возрасту.

В контексте многообразных отношений с другими "Я" содержит целый комплекс значений. Так, "Я–Другой (Он, Они)" означает не только различение, но и потенциальное взаимодействие - взрослая личность осознает необходимость другогочеловека для проявления, закрепления и сохранения опыта своей жизни;своя "социальность" становится неким индивидуальным открытием даже для сугубо интровертированных субъектов. С этим, собственно, и связана уже упоминавшаяся глобальная ориентация на молодое поколение. Одновременно мы упомянули бы также новое отношение к старшему поколению, в первую очередь, к собственным родителям, чей опыт, в той или иной степени отвергавшийся или нивелировавшийся ранее, вдруг становится чрезвычайно необходимым. Эмоциональная близость и привязанность к родителям может нарастать до болезненной остроты (вместе со страхом неминуемой их потери), появляется стремление удержать в руках зыбкий опыт родительскихвоспоминаний о жизни, в том числе и о своей собственной (и это тоже подтверждает собственную достоверность – "кто-то знал меня таким, каким я сам себя не знал", "нет его – нет части меня"). Думается, этим объясняется интерес к биографической, мемуарной и исторической литературе, отмечающийся у многих взрослых.

Взрослый возраст продолжает нуждаться в интимности, и человек по-прежнему "с готовностью и желанием смешивает свою идентичность с другими" (Э. Эриксон), причем круг этих других становится шире – это и собственные дети, и друзья, иединомышленики, и вообще все те, кто воспринимается "близким по духу", "родственной душой".

Система "Я–Мы" отражает принадлежность, соучастие в какой-то общности. Взрослой личности нужны не только те группы, в которые она вошла и за принадлежность к которым она боролась, но и группы, которые она создает сама, под своим началом (семья, особый профессиональный коллектив, единомышленики, последователи и ученики и т.д.). Чувство "Мы" – один из важных эмоциональных компонентов, избавляющих личность от экзистенциального страха перед одиночеством, перед своей человеческой "малостью" пред лицом мира, перед страхом исчезнуть, не оставив следа, быть забытым ("все будет так, как будто бы под небом и не было меня"). Кроме того, взрослая личность при развитом воображении может переживать свою "идеологическую" принадлежность к субъективно составленным референтным группам – например, считать себя последователем определенных философских течений, представителем определенных когорт, воплотителем определенных глобальных идей и т.д. В известном смысле, это отголосок подростково-юношеских переживаний, связанных с дополнительным "означиванием" себя путем примыкания к чему-то, самому по себе значимому (для примера, сказатьвне специального контекста "Мне близки некоторые идеи Бодрийяра, но я совсем не согласен с Дерридой и Делёзом" – уже значит внести определенные нюансы в самопрезентацию и продемонстрировать окружению неординарные установки на себя и группы самопринадлежности).

Система "Я-Ты" содержит в себе обращение, коммуникацию, близость. Противоречивость в этой системе обнаруживается в том, что взрослый человек нуждается в близком Другом, но в то же время рефлексирует свою нетождественность, "несходимость" к Другому, осознает зазор всегдашней недопонятости Другим, временами переживает чувство одиночества [4] даже при благополучных семейных и дружеских отношениях "мне совершенно все равно где совершенно одинокой быть"). В случае же дефицита в этой системе одинокая взрослая личность готова к тому, чтобы "осмыслять" (насыщать смыслами) свою жизнь путем приобщения к чужим смыслам, служения чужому обретенному смыслу, присоединения к тем, осмысленность чьей жизни не подлежит сомнению (родители пытаются жить жизнью своих повзрослевших детей, наставники – успехами своих учеников, жена становится "верным соратником" мужа, одинокие родственники примыкают к чужому семейному очагу и т.п.).

Этот феномен "осмысливания жизни чужими смыслами" может приобретать необычный, искаженный, но тем не менее совершенно реальный характер. Примером может служить эмоциональная привязанность к предметам (коллекциям, антикварным вещам, книгам и т.п.), растениям, персонифицируемому домашнему животному, утрата которых переживается как исчезновение каких-то смысловых жизненных ориентиров (обнажается малая насыщенность жизни внутренними смыслами и событиями). Проиллюстрируем последнее написанным в 1870 г. Д. Вестом "Посвящением собаке": "Единственным, совершенно бескорыстным другом человека в этом корыстном мире, другом, который никогда не покинет его, который никогда не бывает неблагодарным и не предаст его, является собака. Собака останется рядом с человеком в богатстве и бедности, в здравии и болезни. Она будет спать на холодной земле, где дуют зимние ветры и яростно метет снег, только бы быть рядом с хозяином. Собака будет целовать ему руку, даже если эта рука не может дать ей еды; она будет зализывать раны и царапины – результат столкновений с жестокостью окружающего мира. Собака охраняет сон своего нищего хозяина так же ревностно, как если бы он был принцем. Когда уходят все остальные друзья, этот останется. Когда все богатства улетучиваются и все разваливается на куски, собака так же постоянна в своей любви, как солнце, шествующее по небу". И подобные переживания достаточно характерны для взрослых, создающих в известном смысле "искусственныесмыслы жизни".

Не менее разнообразны и противоречивы отношения взрослого "Я" к самому себе. Так, например, отношение "Я–Моё" – всегда отношение субъектно-объектное: превращая определенную совокупность своих свойств в объект познания, индивидрассматривает их как бы со стороны и стремится овладеть ими так же, как он овладевает прочими вещами. Взрослому человеку важно понимать самого себя, дифференцированно различать переживания, протекающие во внутреннем плане сознания, "отлавливать" и точно вербализовать свои мысли и чувства, знать себя во всевозможных проявлениях и в известном смысле предсказывать самого себя. Тем не менее, его собственная субъективность остается вне такого отношения, поскольку не поддается объективации.

Другое дело – отношения "Я–Я", т.е. автокоммуникация, внутренняя диалогичность, которые важны для конструирования самосознания не по предмету отражения (самосознание = сознание, объектом которого являются свойства самого субъекта), а по его способу (внутренняя точка зрения, которая, в противоположность внешней, принципиально включает объективацию). Здесь обнаруживаются переживания, связанные с идентичностью, самостью, субъективностью в плане их осуществленности, воплощенности, нового целе- и смыслополагания. Человек способен к рефлексии себя как состоявшегося по собственному замыслу, принятого самим собой существа или несостоявшегося, непринятого, несмирившегося с самим собой. Автокоммуникация тем выше, чем меньше возможностей общения личности с другими на экзистенциальном субъект-субъектном уровне.В заключение отметим, что взрослый человек часто в не меньшей, а то и в большей степени, чем ребенок и подросток, нуждается в психологической поддержке и понимании, а переживания взрослости являются интереснейшим предметом консультирования.

Литература

1. Абульханова-Славская К. А. Диалектика человеческой жизни. – М., 1977.

2. Головаха Е. И., Кроник А. А. Психологическое время личности. – М., 1984.

3. Жизнь как творчество (социально-психологический анализ). – Киев, 1985.

4. Лабиринты одиночества. Пер. с англ. / Сост. Н. Е. Покровский. – М.: Прогресс, 1989.

5. Ливехуд Б. Кризисы жизни – шансы жизни. – Калуга, 1994.

6. Эриксон Э. Детство и общество. – СПб: Фонд "Университетская книга", 1996.