Современной психологии уже нет нужды доказывать, что способность к знаково-символической репрезентации содержательных категорий, созданию и использованию разнообразных знаковых систем - одно из уникальных свойств, объективирующих человека именно как человеческое существо. Анализ значений знаков и символов, обнаруживаемых в языках, мифологии, искусстве, науке и т.д., открывает исследователю доступ к содержанию и структурам сознания. А приблизиться к решению проблемы сознания во все времена было задачей чрезвычайно заманчивой: если принять тезис о том, что знаковые системы (языки) людей адекватно отражают внешний мир, то отсюда следует, что, если бы удалось уловить

некую универсальную грамматику, общую для систем человеческих языков, то открылась бы реальная возможность прояснить извечные онтологические вопросы человечества об устройстве мироздания.

В последние десятилетия среди психологов, философов, лингвистов, культурологов растет интерес к формирующимся междисциплинарным областям знаний, освещающим проблемы общих для них культурных феноменов знака, значения, символа, смысла, слова, текста, интерпретации, понимания и т.д. Изучение места и роли знаковых систем в жизни человека становится для современных гуманитарных наук весьма актуальной задачей, поскольку знаки, символы и их системы выступают в качестве материальных носителей человеческих способов жизнедеятельности и трансляции из поколения в поколение

специфически человеческих способностей. Без преувеличения можно сказать, что понятие знака в любых его ипостасях при изучении внутреннего мира, психического и личностного развития человека столь же фундаментально, как понятие гена при изучении развития

организма.

Интерес к созданным в социально-культурной эволюции знаковым системам вполне закономерен, поскольку от рождения до конца жизни люди живут и действуют не только в реальном мире, но и в специфически человеческой квазиреальности - знаково-символической среде, созданной социокультурным генезисом. С первого же момента

вхождения в мир человек буквально "купается" в знаках, "дышит" ими: слова родного языка и детские рисунки, игрушки и жесты, книги и музыка, театр и живопись, религиозные символы и этноспецифические образцы прикладного искусства, дорожные указатели и математические знаки, субъективные образы воображения и искусственные языки

компьютеров, а также многое и многое другое - без всего этого просто невозможна жизнь современного человека, его развитие как культурно-исторического субъекта. Не случайно

Э.Кассирер говорил о человеке как о "символическом животном", а М.М.Бахтин предлагал называть "символологию" методом гуманитарных наук!

В совместном бытии со взрослыми каждый родившийся человек учится сначала понимать знаки и языки, оперировать различными знаковыми системами в собственной деятельности (что является существенным фактором "очеловечивания" его психики и формирует специфически человеческое - знаковое - сознание), а позже - самостоятельно интерпретировать и конструировать знаково-символические системы, придавать им

уникальное личностное звучание, которое, если окажется значимым для многих, может превратиться в экстериоризованный продукт культуры.

Сформировавшиеся на базе этого интереса психолингвистика, психосемиотика и психогерменевтика как новые отрасли гуманитарного знания вводят фактор человека и способы функционирования его сознания в науки о знаковых системах, в проблему понимания текстов, выраженных на разных языках, в вопросы интерпретации действительности и построения картины мира. Тем самым создается возможность появления в учебных планах университетов междициплинарных, синтетических областей совместного функционирования лингвистического, психологического и философского знания, которые должны быть в качестве продукта культуры переданы обучающимся философии, лингвистике, психологии, этнографии, культурной антропологии и т.п.

В обучении психологов в ТулГУ мы по мере возможности стараемся вернуть и сохранить эти традиции и, как нам кажется, без знаний основ психогерменевтики, психосемиотики, без умений понимать смыслы, выраженные на разных языках (в словах, в графических образах, в моторных актах, в оформлении внешнего облика и поведения и т.д.) психолог фактически утрачивает возможность учитывать и обращать на пользу огромный пласт информации о клиенте в поисках средств разрешения возникшей проблемы. Более

того, психологу как никому другому часто приходится иметь дело с проблемами, вообще невыразимыми на обыденном языке. Другой человек в практической работе психолога, - это неповторимый микрокосм, индивидуальная экзистенциальная концепция, сопряженная с построением особых, только ей присущих языков, обладающих разной выразительной силой и разной степенью переводимости друг на друга. Чье-то сознание “говорит” с миром на языке логики, чье-то - на языке переживания, чувствования, чье-то - на языке впечатлений

определенной модальности (цвета, формы, звука, жеста), чье-то вообще слабо владеет языками, чье-то пользуется преимущественно аналогиями, символами, индивидуальными метафорами, ассоциациями и т.д\ (рискнем предположить, что индивидуальные возможности семиосферы в значительной степени определяют профессиональный

выбор человека). И здесь-то на помощь и может прийти искусство понимания и интерпретации неявно выраженных смыслов и значений. Психолог должен владеть навыками понимания как индивидуальных, субъективных языков, так и языков mass media своей культуры (с учетом возрастных особенностей самовыражения). Понимать другую

личность, в конце концов, - это и значит принимать и понимать язык, на котором она себя выражает, поскольку, как говорил Л.Витгенштейн, на каждом языке оказывается сказанным лишь то, что на нем можно сказать.

Однако, уже определение содержания и выстраивание единой логики курса именно для психологов столкнуло нас с целым рядом трудностей.

Трудность первая: практическая невозможность асимилляции существующих источников по психолингвистике для студентов специальности "Психология", обусловленная, как минимум, двоением (а то и троением) предмета изучения. Психолингвистика для лингвистов, как обнаружилось, предполагает предмет, отличный от предмета психолингвистики для психологов. Попробуем обосновать этот вывод.

В середине 60-х гг. Дж.Миллер отмечал: "Психологи давно уже поняли, что ум человека питается лингвистическими символами. Лингвисты всегда предполагали, что механизмы грамматики и словаря должны управляться какими-то психосоциальными

двигателями. Конечно, когда-нибудь они все равно стали бы исследовать точки пересечения своих наук. Может быть и то, что результат этого исследования был назван психолингвистикой, тоже было неизбежно" [1; с. 245]. Психолингвистика известна

как наука, изучающая процессы речеобразования, а также восприятия и формирования речи в их соотнесенности с системой языка. Предметом традиционной психолингвистики является соотношение личности со структурой и функциями речевой деятельности, с одной стороны, и языком как главной “образующей” образа мира человека, с другой. Психолингвисты исследуют те процессы, в которых интенции (намерения) говорящих

преобразуются в сигналы принятого в данной культуре кода, и эти сигналы преобразуются в интерпретации слушающего.

языка, этнолингвистику, в проблемы семантики, грамматики, морфологии и т.д., что, хотя и интересно само по себе, вряд ли целесообразно в плане создания профессиональной мотивации изучения знаковых систем у студентов-психологов.

Одну из проблем создания психолингвистики для психологов мы видели в том, что психолог в достаточной мере не обладает необходимыми лингвистическими

знаниями-предшественниками и, кроме того, в традициях психологического образования он подходит к речевому высказыванию не как к самоценности, а как к средству выражения на языке чего-то такого, что собственно языком не является, но не может быть репрезентировано вне него - представлений, знаний, намерений, эмоций и т.д. Если принять

узкопсихологическую парадигму и поставить в центр изучения человека, репрезентирующего содержание своего сознания в знаковых системах, тогда классические объекты психолингвистики (порождение речевого высказывания, семантика, грамматика и т.д.) становятся периферийными объектами, а на первый план выходят сугубо психологические проблемы мотивации, эмоциональности, целеобразования, интенциональности и т.п., которые изучаются психологами вне курса психолингвистики.

Мы предположили, что миновать указанную трудность можно, приняв широкую трактовку понятия языка и тезис о том, что выражать внутреннее содержание можно не только вербально, но и с помощью других знаково-символических систем. Так в

традиционный курс психолингвистики мы с необходимостью включили раздел "Психосемиотика".

Психосемиотика как более обобщенная "наука о знаках", позволила внести в курс изучение строения и функционирования различных знаковых систем в психике человека (восприятие предметов, освоение знаковых средств, способность к рассуждению), в человеческом обществе (языки, явления культуры, обычаи и обряды) и природе (например, коммуникацию в мире животных). Тем самым курс по своему содержанию становился более

психологичным: семиотические системы языка, литературы, науки, искусства, созданные человеком на протяжении исторического развития, образуют центр современного гуманитарного познания и осмысления специфически человеческой природы и в такой трактовке становятся важнейшим аспектом обучения психологии. Попутно отметим, что здесь обозначилась дополнительная трудность, состоящая в том, что литература по семиотике и герменевтике традиционно адресуется преимущественно философам и,

соответственно, предполагает возможность апелляций к имеющимся достаточно глубоким и специфически ориентированным философским знаниям, которыми, конечно, студент-психолог обладает в большей степени, чем лингвистическими, но все же в недостаточной

мере.

Трудность вторая: необходимость помещения содержания учебного курса в широчайший культурный контекст из-за размытости границ понятий "язык", "знаковая

система".

Отход от понятия языка как только вербального феномена привел к необходимости использования более широкого и столь же неоднозначного понятия "знаковой системы". Выстраивая объяснительную парадигму курса, мы стали исходить из того, что любой язык - это постоянно развивающаяся знаковая система, в которой закрепляются, сохраняются и передаются результаты познания (отражения) человеком окружающей реальности

(представления, переживания, знания). Эти знаковые системы, могущие стать предметом нашего синтетического курса, служат средством общения, мышления; в них объективируются и выражаются идеальные результаты познания и самосознание человека.

Афористически говоря, любая знаковая система при таком понимании есть язык сознания, "говорящее сознание". Так мы вышли на необходимость анализа невербальных систем, знаковых систем, используемых в искусстве и науке, символических систем нашего сознания (например, язык сновидений, язык творчества, язык бессознательного), на фоносемантические аспекты коммуникации, на языки цветов, форм, движений и т.д.

Далее мы оказались перед необходимостью определить ключевое, системообразующее, связующее понятие курса, которое было бы своеобразным паролем для анализа всего качественного разнообразия культурных знаковых систем. Таким центром логически становились понятия знака и символа и проблемы понимания и интерпретация знаков и символов как продуктов культуры или индивидуального сознания. Так наш курс обогатился разделом "Психогерменевтика", причем приставка “психо-” потребовала специальной расшифровки.

Вспомним, что философская герменевтика как "искусство понимания" вообще, как толкование текстов, как учение о принципах их интерпретации возникла как уяснение пророческого слова (прорицания оракула), а позднее стала толкованием классической поэзии, священных текстов и юридических документов. В наше время под влиянием работ Ф.Д.Шлейермахера, В.Дильтея, Х.Гадамера, П.Рикера она стала рассматриваться более широко как истолкование текстов, обладающих “индивидуальностью”, как освоение чужой субъективности, и именно этот аспект, как думается, исключительно важен для

как указывает А.А.Брудный, - это наука понимать, это - попытка создать в сознании (и подсознании) читающих текст как чужую субъективность установки, ориентированные на понимание смысла текстов и этой субъективной реальности, стимулировать волю и понимание, развить способность понимать как одну из важнейших сущностных сил человека.

Понимание соединяет в единый узел познание, развитие сознания и общение, и в курсе "Психолингвистика, психосемиотика, психогерменевтика" для психологов мы попытались реализовать идею теснейшей связи становления человеческого сознания и

развития языка. "Огромный выигрыш человека, обладающего развитым языком, - пишет А.Р.Лурия, - заключается в том, что мир удваивается. С помощью языка, который обозначает предметы, он может иметь дело с предметами, которые непосредственно не воспринимаются и которые не входят в состав его собственного опыта… Человек имеет двойной мир, в который входит и мир непосредственно отражаемых предметов, и мир

образов, объектов, отношений и качеств, которые обозначаются словами. Таким образом, слово - это особая форма отражения действительности. Человек может произвольно называть эти образы независимо от их реального наличия… может произвольно управлять этим вторым миром" [ 2; с. 37].

Но структуры сознания как отражение отражения в некоей знаковой форме не просто изоморфно дублируют исходное содержание, а дополняют и обобщают его, вводя в новые связи и отношения. За словом стоит совокупный общественный опыт, фиксированный и

кристаллизированный в значениях. Благодаря языку человек может обращаться к знаниям других людей, к опыту предыдущих поколений. Наличие грамматических языковых структур, изоморфным деятельностным структурам, позволяет человеку совершать

мысленный эксперимент, получая новые знания.

Подчеркивая ведущую роль языка как носителя общественного опыта, необходимо отметить, что носителями значения могут быть также такие социально нормированные формы поведения, как ритуалы, обряды, выразительные движения, искусственные языки, танцы, устойчивые визуальные символы, жесты и т.д. Так возникает широкий культурный контекст, требующий от психолога знания истории религий и искусства, литературы, живописи, танца, театра, древней символики и т.д. Более широкая трактовка языка, чем принято в лингвистике, имеет семиотический характер, что рождает необходимость обучения интерпретации. Так, к примеру, сложный технический чертеж в полной мере является знаковым образованием и несет значения, сопоставимые по уровню

развития с понятийными.

выбора. Собственно говоря, в гуманитарных науках давно осознается необходимость выработки общих принципов построения универсальной теории знаковых систем, одинаково востребуемой всеми гуманитарными дисциплинами. Известны и попытки создания таких общих теорий знаковых систем, по преимуществу лингвофилософских. Достаточно вспомнить семиотику Ч.Пирса и Ч.Морриса, семиологию Ф.де Соссюра, сематологию К.Бюлера, семантику Ч.К.Огдена и А.А.Ричардса, С.Улльманна, А.Шаффа, глоссематику

Л.Ельмслева, "философию символических форм" Э.Кассирера и многочисленные современные версии (например, С.Р.Вартазаряна, А.А.Ветрова, Ю.С.Степанова, Ю.А.Шрейдера и др. Нам оказалась близкой идея Р.Якобсона, еще в 30-х гг. предлагавшего на основе теории Ч.Пирса соединить когнитивный, коммуникативно-функциональный и

герменевтический подходы. Осмысляя структуру курса, мы попытались в какой-то мере следовать замыслу Р.Якобсона, вводя идею социокультурного контекста для интерпретации знаков и символов в нашем курсе, отчетливо понимая, как далеко мы уходим от традиционных представлений о психолингвистике.

Воплощение когнитивно-коммуникативно-герменевтического подхода через идею культурного контекста в учебном курсе оказалось методологически более сложным, чем казалось на первый взгляд, поскольку именно культурные контексты сами по себе и создают бесконечные возможности смысловой интерпретации природы и сущности знака. Собственно, акт культурного семиозиса и состоит в том, что некая материальная сущность становится способной представлять нечто за собственными вещными пределами. Процесс становления чего-то знаком чего-то другого связан с тем, что предмет, выбранный в качестве знака, как бы “уничтожает собственное наличное бытие” и "дает ему в

Предмет, становящийся знаком или символом, представляет ценность не сам по себе, а по отношению к другому предмету, т.е. знак - это всегда социальное или психологическое

отношение к чему-то другому. Суть знаков и символов как феноменов культуры состоит в том, что они имеют значение для людей. Утеряв его по какой-то причине, они утрачивают

Предметом психолингвистики, психосемиотики и психогерменевтики при таком понимании становится все выразительное и говорящее бытие вещей и людей: обручальное кольцо, крест, национальный флаг, буддийская мандала, огни светофора, красная роза, желто-оранжевая ряса буддийского монаха, черная траурная одежда, свечи на праздничном столе, рисунок сердца, пронзенного стрелой, индейка на Рождество, сорок пять косичек на голове узбечки, пряничные петушки, бычки-свистульки, женщины с коромыслом и рогатые

козлики на рушнике и т.д. - бесчисленное множество предметов, жестов, мысленных образов и оборотов речи связывают мысли человека с материальными носителями смыслов. Первичной данностью в нем в этом говорящем бытии всегда является текст, который можно создать и считать при помощи знаковых систем - человек в любой вещи и действии проявляет себя в попытке выражения смысла. Языком смыслов, по М.М.Бахтину,

являются символы, поэтому символология приобретает статус метода гуманитарных наук, и наш курс с необходимостью должен включать культурно-психологическую интепретацию наиболее распростарненных культурных символов и текстов.

Многие символы не имеют однозначного объяснения и даже могут иметь противоположные значения, поэтому чрезвычайно важным оказывается исторический контекст, из которого символы извлекаются. Проблема состоит и в том, что многие "ныне

здравствующие" символы по своей природе архаичны, они не из нашего современного образа жизни и миропонимания. Так, к примеру, обряды кочевников и их символика, рыцарские эмблемы, ритуалы хлебопашцев и ремесленников для современного человека

неактуальны, хотя продолжают жить в "нашем" мире в церковных церемониях (крашение яиц на Пасху и наряжание елки под Рождество), эмблемах промышленных и коммерческих

организаций, декоративном искусстве, праздничных обрядах, верованиях и культурных привычках и т.д. (вспоминаются "слова-мумии", не превращающиеся в “свое-чужое” М.М.Бахтина). Все эти символы и знаки способны сыграть важную роль в событиях индивидуальной и общественной жизни, потому что из глубины веков они напрямую адресованы бессознательному и ассоциативно и аллюзивно несут в себе все возможные воплощения, толкования.

Как указывал А.Ф.Лосев, знак может быть назван функцией того элемента действительности, который он отражает, это есть некий принцип бесконечного варьирования значения, противоположный постоянной предметной однозначности вещи. Являясь отражением вещи (явления и т.д.), знак всегда содержит в себе несколько больше, чем сама вещь, т.к. “каждую вещь мы видим такой, какой она является в данный момент… Что же касается символа вещи, то он в скрытой форме содержит в себе все возможные проявления вещи” [3; с.17]. Знак есть та граница, где наличествует диалектическое единство, соприкосновение материального и идеального, тот мост, по которому проходит материальное, чтобы, будучи пересаженным в голову человека и преобразованным в ней, стать идеальным. И поскольку знаки порождаются активностью самого субъекта

(человек "примешивает" к социокультурным значениям знаков свой субъективный опыт), то вполне логично рассматривать акты освоения и использования знаковых систем через категорию деятельности.

объективного мира.

Взаимодействие знакового пространства культуры (литературы, искусства, науки и т.д.) с реальным миром было замечено очень давно. Семантическое пространство собственно и создается человечеством для того, чтобы поколения могли осмыслять и

психолингвистики) / Под ред. А.А.Леонтьева. М.: МГУ, 1968.

2. Лурия А.Р. Язык и сознание. М.: МГУ, 1979.

3. Лосев А.Ф. Проблема символа и реалистическое искусство. М.: Искусство, 1976.